Фотоальманах / О Шаумяне по книге «Звёздное призвание Клавдии Петровой». Геннадий Иванов, Надежда Иванова

О Шаумяне по книге «Звёздное призвание Клавдии Петровой»

Авторы: Иванов Г.П., Иванова Н.К. (г. Кострома)

Героиню книги Клавдию Васильевну Петрову костромичи называют легендарной женщиной. И для этого есть все основания. Во время Великой Отечественной войны пятнадцатилетняя Клава начала трудиться в племенном совхозе «Караваево» сначала простой рабочей, затем дояркой. Ее выдающиеся успехи, достигнутые в течение семи лет, были отмечены орденами Ленина, Трудового Красного Знамени, присвоением звания Героя Социалистического Труда. Далее путь - к вершинам профессиональных знаний.

Она окончила зоотехнический техникум, Московскую сельскохозяйственную академию, аспирантуру. Став ученым зоотехником, вернулась в Караваево и в течение 50 лет трудилась в Костромском сельскохозяйственном институте ( КГСХА - Костромской государственной сельскохозяйственной академии). Здесь она достигла звания профессора, ученой степени доктора сельскохозяйственных наук. Ее научная, педагогическая деятельность была ориентирована на совершенствование костромской породы крупного рогатого скота, подготовку молодых деятельных ученых.

Вместе с тем, К.В. Петрова активно участвовала в общественной жизни. На протяжении четверти века она возглавляла костромскую региональную организацию Советского комитета защиты мира, входила в руководящие органы женских и ветеранских организаций.

Книга знакомит читателей как с профессиональной деятельностью героини, так и со многими радостными и драматическими событиями ее личной жизни.

Авторы этой документальной повести - член Союза писателей Росси и Иванов Г.П. и заслуженный работник культуры Костромской области Иванова  Н.К. В доверительных беседах с ними Клавдия Васильевна откровенно делилась своими мыслями, радостями и огорчениями, пережитыми в течение ее долгой замечательной жизни. По ее мнению, любая созидательная человеческая судьба – это своеобразный учебник, из которого каждый может извлечь нужные ему знания, чтобы оставить на земле достойный след.   

 

КЛАВДИЯ ПЕТРОВА

ИЗ ШИБУЛАТЫ В КАРАВАЕВО

Август 1939 года. Рыба ищет - где глубже, а человек – где лучше. Василий Тимофеевич Тимофеев руководствовался этой житейской мудростью, принимая в 1939 году решение о переезде всей семьей из чувашской деревеньки Шибулаты в костромской совхоз «Караваево».

Совхоз «Караваево» возник в судьбе Тимофеева внезапно. Василий Тимофеевич узнал о нем, оказавшись летом 1939 года в составе делегации от своего района в Москве на открытии ВДНХ –Всесоюзной выставки достижений народного хозяйства. Там были и караваевцы: директор совхоза В. А. Шаумян, главный зоотехник С. И. Штейман и большая группа животноводов.

На выставку свезли животных, в том числе коров, со всех концов страны. Крупный рогатый скот костромичей привлек внимание специалистов. По итогам выставки несколько месяцев спустя Президиум Верховного Совета СССР принял указ о награждении ряда хозяйств. Так, совхоз «Караваево» наградили высшим орденом – орденом Ленина.

При посещении выставки Тимофеев поразился высокой удойности караваевских коров. В распространяемой брошюре приводились конкретные цифры. Оказалось, караваевская корова Послушница II cтала мировой рекордисткой. Два года назад, в 1937 г. она дала за лактацию 16262 кг молока, что на 652 кг превышало мировой рекорд американской коровы.

Васильев внимательно просмотрел и прочитал выставочный буклет с описанием жизнедеятельности совхоза, поговорил с караваевскими животноводами. Среди них оказался его давний друг Федор Голубкин - они когда-то проходили военную службу в одной роте. Выслушав рассказ Тимофеева о колхозной жизни в Шибулатах, Голубкин решительно сказал:

- Переезжай к нам в Караваевский совхоз, не пожалеешь!

И Василий задумался. Вернувшись с выставки в деревню, высказал мысль о переезде на костромскую землю жене. Потом супруги не раз и не два возвращались к взволновавшей их теме. Обсуждали ее с разных сторон. Ох, как нелегко было расставаться с насиженным семейным гнездышком!

- Наши предки тут жили, и мы проживем, - говорила жена.

- Конечно, проживем, - размышлял вслух муж. – Это, если думать только о хлебе насущном. Но давай мы с тобой будем смотреть вперед, думать о судьбе наших детей. Что ждет их в здешней глухомани? Вот, ты уже зрелая женщина, а в школе ни одного года не училась. У меня образование пять классов, и меня считают местным грамотеем. Это - мерка вчерашнего дня. А чтобы быть грамотным завтра, надо получить настоящее образование. Нашим детям оно будет доступно, потому что совхоз «Караваево» находится рядом с областным центром. Согласна со мной?

Наталья Семеновна тяжело вздыхала и молчала.

В конце концов, выбор был сделан. Продали дом со всей утварью, всю живность и пустились в путь.

В конторе совхоза Василий и Федор без труда отыскали директора Шаумяна. Его умные глаза на худощавом лице доброжелательно смотрели сквозь очки с круглой оправой. Василий Тимофеевич, конечно, ещё не знал, с каким необычным человеком его свела судьба.

Вагинак родился в многодетной армянской семье, учился в христианской духовной академии. С началом революции в 1917 году ринулся в бурную социальную круговерть Закавказья. Воевал с турками, попал в плен, бежал. Потом боролся с врагами революции. Был арестован, приговорен к расстрелу, снова бежал. Вступил в Красную Армию и красноармейцем вернулся в родную Армению. Некоторое время выполнял обязанности комиссара-чекиста. Потом несколько месяцев сражался на фронте. Снова работа чекистом в должности заместителя начальника районного масштаба. В июле 1921 года стал членом партии большевиков. В должности секретаря райкома партии руководил агитацией и пропагандой. В 1924 году по направлению Центрального комитета компартии Армении Шаумян поступил в Московскую сельскохозяйственную академию имени Тимирязева на отделение молочной кооперации. После окончания академии Шаумян решил стать ученым и поступил в аспирантуру Всесоюзного института животноводства. Перед ним открылась увлекательная сфера науки, но Шаумян, так сказать, взял паузу. В 1933 году, окончив аспирантуру, он по направлению партии поехал в Сибирь. Там в течение двух лет исполнял обязанности директора молочного совхоза «Мещеряковский». В 1935 году вернулся в Москву, где местом его работы стал аппарат Наркомата совхозов СССР. Ученым, доктором наук он станет значительно позже, в 1949 году.

В феврале 1936 года Шаумяна назначили директором совхоза «Караваево. Эту должность он занимал до 1947 года. Таким образом, под руководством Шаумяна коллектив караваевцев не только заложил основу будущих рекордных достижений в производстве молока, но и достиг тех производственных показателей, которые обеспечили нескольким десяткам животноводов присвоение звания Героя Социалистического Труда. Более того, Вагинак Шаумян благодаря своей энергии, целеустремленности сумел добиться признания караваевского стада новой, костромской породой скота.

Вступив в должность директора совхоза «Караваево», Шаумян поставил перед трудовым коллективом невероятно амбициозную задачу – увеличить в течение года средний удой молока от коровы на 1000 килограммов. Это не была авантюра. Шаумян творчески, с учетом конкретной ситуации вырабатывал комплекс научно обоснованных мер и стал настойчиво претворять задуманное в жизнь.

Что касается амбициозной задачи, то она была не только выполнена, но и перевыполнена. Если до вступления Шаумяна в должность директора в 1935 году средний удой молока от коровы в совхозе составлял 3668 кг, то в 1936 году уже – 4747кг. И продолжал расти: в 1937 - 5818кг., в 1938 – 6143кг, в 1940 году – 6310 кг.

Что же сделал Шаумян? Прежде всего, он укрепил кадры высокопрофессиональными специалистами. Так, из сибирского совхоза «Мещеряковского» пригласил на должность заместителя директора по полеводству опытного сотрудника А. М. Жолниренко. На должность главного агронома пригласил из Наркомата земледелия Белоруссии известного агронома Ф. М. Овчинникова. Вместе с ними Шаумян разработал программу создания в совхозе мощной современной кормовой базы.

Начали с расширения посевной площади. Если в 1935 г. она составляла всего 310 га, то в течение последующих четырех лет было освоено 620 га, причем, вырубили кустарник на 150 га. В следующую пятилетку добавили еще 180 га, из которых половина были болотами. Уже в 1936 г. были заложены первые искусственные пастбища. Площадь посевов многолетних трав возросла в десять раз. Как ученый Шаумян разработал систему сбалансированного кормления и правила усиленного доения животных, применение которых в совхозе «Караваево» позволяло добиваться высокой продуктивности коров. Своим опытом В. А. Шаумян позже поделился в книге «Основы совершенствования молочного скота» (Кострома, 1951).

Обладая обширными научными знаниям, работая непосредственно с животными, Шаумян понимал, что в «Караваеве» создана фактически новая порода скота. И он повел упорную борьбу за признание этой породы, получившей позже название «Костромская». В 1939 г. Шаумян обратился в Наркомат совхозов с письмом, в котором предлагал признать караваевское стадо новой породой скота. Несколько месяцев спустя в совхоз из Москвы прибыла специальная комиссия, состоявшая из маститых ученых и специалистов. Прибывшие осмотрели всех животных, произвели нужные замеры, изучили записи в племенных книгах и составили акт, в котором было записано, что выращенный в совхозе скот нельзя считать новой породой, поскольку его численность и зона его распространения еще очень незначительны.

Всех перечисленных выше фактов из жизни директора Шаумяна отец многодетной семьи Тимофеев, конечно, не знал, да и не мог знать. Разговор директора совхоза с приезжим оказался не долгим – речь шла о подводе, жилье и работе. Жилой фонд хозяйства состоял из двух бараков, именовавшихся «красной дачей» и «зеленой дачей», да нескольких стоявших вразнобой небольших домов. Многодетной семье в барачной комнате будет жить невмоготу, а в отдельном, хотя и небольшом доме всё же лучше. Шаумян вышел с Василием на крыльцо конторы и показал на дом, темневший в нескольких сотнях метров.

- Это наш изолятор для скота, - объяснил он. – Рядом с ним небольшой дом. Поживете пока в нем, со временем дадим вам жилье получше.  А на работу можешь выходить хоть завтра. Зима не за горами, полным ходом ведем ремонт ферм, так что, крепкие руки нам нужны. Подводу для семьи вам дадут на конюшне, скажите конюху, что я разрешил.

ТРУДОВОЙ СТАРТ

Январь 1943 года. Просто было сказать «пойду работать», но какую работу в совхозе в зимнее время могла выполнять пятнадцатилетняя Клава, не получившая никакого профессионального образования? О парнях в таком случае говорят: «Он может только быкам хвосты крутить». Как бы там ни было, в начале января 1943 года Клава пришла в контору и обратилась к директору Шаумяну с просьбой принять ее на работу. Свою просьбу объяснила так:

- Отец и брат на фронте. Матери очень тяжело растить четверых маленьких детей, ей очень нужна помощь.

- На какую работу ты хочешь пойти? – спросил директор.

- Хоть телятницей, хоть дояркой, хоть… куда пошлете. Мне уже пятнадцать лет.

Шаумян встал, вышел из-за стола и не спеша, внимательно осмотрел стоявшую у двери девочку.

- Маленькая, щуплая, слабая, - вполголоса произнес он.

- Я - не слабая, я - сильная! – громко возмутилась Клава. – Я летом Волгу переплыла.

- Может быть, Сендегу?

- Нет, Волгу! У меня есть свидетели.

- Ого! -  улыбнулся Шаумян. – Тогда, вот что. Мы начали вывозить сено со Спасских лугов, что за рекой Костромкой. Там летом поработала наша бригада косарей. Она сложила несколько стогов сена. Теперь самое время привезти его на фермы. Поедешь?

- Поеду! – радостно воскликнула Клава. - А что я должна делать?

- Будет несколько подвод. Ребята нагрузят сено на сани, а ты им, насколько силёнок хватит, поможешь. Потом сядешь наверху и будешь держать вожжи в руках. Главное, не свались с воза, а то такую маленькую могут и не заметить в снегу, проедут мимо, - закончил Шаумян с улыбкой.

- Не свалюсь, товарищ директор! – решительно заверила Клава. – А я там одна буду из женщин?

- Нет, будут еще Татьяна Мардяшова, Анастасия Белозёрова с дочкой Машей. Они тебя в обиду не дадут.

- Когда выезжать?

- Сегодня ночью, в два часа. В час ночи вам в окно постучит и разбудит тебя наш сторож. Оденься потеплее. До лугов 35 километров и на порожних санях не жарко.

Шаумян критическим взглядом окинул одежду Клавы и заметил:

- Надо выдать тебе нашу спецодежду. Сейчас напишу записку, иди с ней на склад и получи, что положено.

Вернувшись к столу, директор написал на листе бумаги несколько слов и отдал девушке.

- Приказ о твоем трудоустройстве издам сегодня же. Еще вопросы будут?

- Больше вопросов нет пока, товарищ директор!

В тот день в новенькой трудовой книжке Клавы появилась первая запись: «10 января 1943 года. Племсовхоз «Караваево». Принята рабочей в полеводство. Приказ по совхозу №6 от 10.01.1943 г.»

Последняя поездка за сеном выпала на весеннюю распутицу. Днем солнце пригревало уже чувствительно, по-весеннему. Ночной морозец позволил на санях проехать к лугам без больших усилий, но обратный путь оказался тяжелым. На дороге тут и там стояли глубокие лужи, на взгорьях кое-где сани скрежетали по земле. Ложбина на подъезде к Костроме оказалась вовсе затоплена, посредине журчал ручей. Обоз остановился. Татьяна Мардашева не знала, как поступить: рискнуть и попытаться проехать напрямую или же сделать крюк в несколько километров?  В конце концов приняла решение выпрячь одну из лошадей и послать верхом Славу Ситушкина в совхоз доложить начальству о сложившейся ситуации. Пошел мокрый снег, подул резкий влажный ветер. Чтобы не закоченеть, подростки на возах зарылись в сено. Примерно через полтора часа у переднего воза раздался голос директора Шаумяна:

- Кто тут есть? Выходи!

Оказалось, Вагинак  Арутюнович прискакал на своем вороном Атлете и привез бидон молока и хлеб. После того, как все подкрепились, директор дал указание ехать напрямую. И обоз прорвался.

Когда коварная ложбина осталась далеко позади, Шаумян подъехал к возу, на котором сидела Клава и, улыбаясь, спросил:

- Ну как, не пожалела, что пошла работать?

- Нисколько! - прозвучало в ответ.

СРАЖЕНИЕ ЗА КОСТРОМСКУЮ ПОРОДУ

Сентябрь 1944 года. Никогда еще Клава не видела главного зоотехника Штеймана таким озабоченным и придирчивым. Он дал указание дояркам вычистить всех коров «до блеска», постирать, отутюжить и надеть белые халаты, скотникам – навести в помещениях ферм идеальную чистоту. Оказалось, ждали приезда на днях московской комиссии, которая будет решать очень важный вопрос относительно породы коров караваевского стада.

Нужно было, наконец, определить, что оно из себя представляло: улучшенную швицкую породу или же вновь выведенную?

Приезд москвичей – результат хлопот неугомонного директора Шаумяна. Пару лет назад, в конце 1942 года он предпринял новую, вторую попытку добиться признания караваевского скота новой породой. Если первый раз, в 1939 году Вагинак Арутюнович направил обращение непосредственно в Москву, в Наркомат совхозов, то теперь пошел обходным путем – через обком партии. В это время Костромской район входил в состав Ярославской области, и Шаумян сумел заинтересовать своей идеей первого секретаря обкома партии А. Е. Ларионова, который не раз посещал совхоз «Караваево». 

Будучи опытным партийным работником, Ларионов повел дело грамотно. Так, 1-го февраля 1943 года он провел заседание бюро обкома, на котором заслушали доклад председателя колхоза «12-й Октябрь» П. А. Малининой о работе молочно-товарной фермы ее колхоза.

Бюро обкома партии приняло постановление: «Племенная молочно-товарная ферма колхоза «12-й Октябрь» наряду с совхозом «Караваево» является основным очагом выращивания ценной породы швицкого скота, выведенного в Ярославской области. Коллектив фермы из собранного на ферму небольшого количества разрозненного метисного скота путем правильно отбора, подбора, выращивания животных и хорошо организованного раздоя коров в течение 5-7 лет создал очень хорошее по племенным качествам и высокопродуктивности стадо местных «швицев», из которых более 600 голов продано для улучшения скота другим колхозам. Выведенная таким образом группа высокопродуктивного швицкого скота нашла быстрое распространение во многих колхозах Костромского района, и теперь этот скот заслуживает того, чтобы наряду с ярославской породой его разводили колхозы и других районов области».

Таким образом, в постановлении бюро обкома содержался прозрачный намек на то, что скот в колхозе «12-й Октябрь» и совхозе «Караваево» был уже не совсем швицкой породы.  С таким документом можно было продвигать идею выше по партийной линии, и Логинов это сделал.

Как первый секретарь обкома партии он обратился в Центральный Комитет партии. Похоже, он выбрал момент, когда наркомом земледелия СССР стал член Политбюро А. А. Андреев. Поскольку Андреев занимал ряд высоких должностей и был крайне загружен работой, он передал рассмотрение вопроса заместителю наркома земледелия И. А. Бенедиктову, который был очень опытным аграрием. Бенедиктов лично побывал в Караваеве, и, в конечном счете, к рассмотрению вопроса была привлечена Всесоюзная академия сельскохозяйственных наук.

А в сентябре 1944 года в совхоз «Караваево» Бенедиктов прибыл во главе очень серьезной комиссии. В нее входили ответственные работники Центрального Комитета партии, Госплана СССР, наркоматов земледелия и совхозов, ученые-животноводы академии сельскохозяйственных наук. Что ж, москвичам, как говорится, показали товар лицом.

Столь высокий состав комиссии объяснялся тем, что вопрос при знания новой породы скота оказался на стыке науки, экономики, идеологи, мировоззрения и политики.  В те годы в мире науки шла острейшая борьба за выбор направления дальнейшего развития: направление селекции или же генетики. Направление селекции считалось нашим, советским, оно было основано на материалистическом мировоззрении. А направление генетики – западным, оно официально характеризовалось в нашей стране как «реакционная буржуазная лженаука». Оно, дескать, маскировало свою идеалистическую и метафизическую, то есть религиозную сущность ложной вывеской нового дарвинизма.

Мощный, многочисленный отряд ученых-селекционистов возглавлял президент ВАСХНИЛ ( Всесоюзная академия сельскохозяйственных наук имени Ленина) академик Трофим Денисович Лысенко.

Вернемся к работе московской комиссии в Караваеве в сентябре 1944 года. Трое из четверых входивших в нее ученых-животноводов отказались подписывать итоговое заключение комиссии о признании караваевского стада новой породой скота. Логику их суждений можно представить примерно так: на протяжении сорока лет в животноводческих хозяйствах Костромского района быками-производителями были быки швицкой породы. Им поставляли на осеменение коров самых разных пород. Какая порода в этом случае должна получиться на выходе? Конечно, швицкая. Что же касается высоких удоев молока в караваевском стаде, то здесь коров просто откормили и раздоили. Вот и всё. Позицию одного  из  троих «отказников», профессора  Д. А. Кисловского,  директор  «Караваева» Шаумян  потом в своем выступлении на сессии  ВАСХНИЛ охарактеризовал так: «Он на протяжении 5-6 лет нам доказывал, что никакой новой породы в Караваеве не создано, был швицкий скот, он остался швицким, а если вы улучшили  его, то можно назвать его улучшенным швицким».

Безоговорочно поддержал вывод комиссии о создании в Караваеве новой породы скота лишь академик ВАСХНИЛ Е. Ф. Лискун. Стала исторической его фраза: «Беглого взгляда было достаточно, чтобы сказать, что перед нами животные совершенно новой породы. Окончательно мы убедились в этом, когда тщательно изучили записи удойности коров. Костромичи вывели у себя новую, не существовавшую до сих пор, отличную породу молочного скота». Итоговое положительное заключение комиссии подписал президент ВАСХНИЛ академик Т. Д. Лысенко. На заседании Наркомата земледелия в ноябре 1944 года, которое вел член Политбюро ЦК партии, нарком земледелия ССССР А. А. Андреев, выводы комиссии утвердили и определили название новой породы - «Костромская».

27 ноября 1944 года был издан приказ по Наркомату земледелия СССР «О Костромской породе крупного рогатого скота». В нем,

в частности, говорилось: «Наркомзем устанавливает, что в Костромской области, в совхозе «Караваево» и в колхозах района деятельности Костромского государственного племенного рассадника выведена новая порода крупного рогатого скота, обладающего высокой молочной продуктивностью и большим весом…. Присвоить вновь выведенной породе крупного рогатого скота наименование «Костромской» с ведущим селекционным стадом в племенном совхозе «Караваево». В приказе была поставлена задача   скорейшего распространения новой породы в масштабах государства.

Этим приказом В. А. Шаумяну, С. И. Штейману и зоотехнику-селекционеру совхоза А. Д. Митропольской была объявлена благодарность от наркома земледелия СССР.

Героине нашего повествования Клаве, как и всем работникам совхоза, очень хотелось, чтобы караваевских коров признали новой породой. И она была по-своему счастлива, что ее желание осуществилось. Клавдия Петрова навсегда осталась убежденной в том,  что костромская порода, несомненно, новая. Правда, потом она признавала, что ее испортили в колхозах, куда поставляли   караваевских коров, неправильным кормлением и небрежным уходом. Вот почему рациональное кормление коров стало направлением ее последующих научных изысканий. Так, темой кандидатской диссертации по окончании академии Клавдия выбрала «Закономерности роста и развития бычков холмогорской породы и качество их привеса при разном характере (уровне) кормления».

17 апреля 1945 года Совнарком постановил обеспечить Караваевскому племсовхозу образцовую материально-техническую и кормовую базу. Государство щедро осыпало животноводов наградами. Первые десять животноводов получили звание Героя Социалистического Труда в 1948 году. Нашей Клавдии в их числе еще не было.

СТРАННЫЙ ПОЖАР И ЕГО ПОСЛЕДСТВИЯ

Это произошло зимней ночью в 1946 году. Всюду еще высились сугробы, но уже ощущалось легкое дуновение весны.  В тот вечер Клава навестила свою подругу Тоню Тяпкину, которая жил в бараке с красивым название «красная дача». Девушки увлеклись доверительной беседой и не заметили, как стемнело.

- Зачем тебе брести по сугробам на свою «камчатку», оставайся ночевать у меня, - предложила Тоня.

И Клава согласилась. Уснули не скоро. А проснулись от незнакомого громкого звука – трещали стекла в оконных рамах, и в комнате было необычно светло. Выглянули в окно и глазам своим не поверили: двухэтажное здание конторы, расположенное от барака примерно в сотне метров, было снизу доверху охвачено пламенем. На фоне пожара мельтешили фигурки людей. Но что могли тут поделать люди? Ничего. И деревянное здание, в прошлом дом барыни Усовой, сгорело дотла.

На следующий день приехали разные должностные лица, в том числе следователи. Из всех вещей, которые были до пожара на обоих этажах, уцелел только металлический сейф с обугленными пачками денежных купюр. Накануне кассир выдавал работникам совхоза зарплату, но не успел выдать всем. Остатки положил в сейф, вот они-то и обуглились.

Официальные результаты расследования до жителей Караваева никто не довел, поэтому им пришлось довольствоваться народными версиями. Первая: кое-кто из мужчин по случаю получки организовал в конторе «междусобойчик». Конечно же, курили и по неосторожности оставили непотушенную папиросу, от которой ночью произошло возгорание. Вторая версия: кто-то совершил хищение денег и с помощью пожара спрятал концы в воду.

К уголовной ответственности за пожар никого не привлекли, но в поисках виновника следователи не раз и не два вызывали на допрос работников предприятия. У директора совхоза Шаумяна кроме того состоялись малоприятные объяснения на тему пожара с руководителями области.

Эти события, судя по всему, сыграли немаловажную роль в решении Вагинака Арутюновича переключиться с хозяйственной деятельности на научно-преподавательскую и заняться подготовкой докторской диссертации.

Свое решение он согласовал с кем положено и несколько месяцев спустя, в 1947 году Шаумяна назначили руководителем государственного племенного рассадника. Здесь объем административной работы был во много раз меньше, чем у директора совхоза, вместе с тем была возможность проводить необходимые исследования. Подготовив нужную научную базу, Шаумян перешел работать инструктором в обком партии, а в 1949 году успешно защитил диссертацию. Ему была присвоена ученая степень «доктор сельскохозяйственных наук».

Вагинак  Арутюнович Шаумян руководил  племенным совхозом «Караваево» на протяжении одиннадцати лет и  оставил в  истории этого хозяйства яркий след. Благодаря академическому образованию и замечательному таланту руководителя он сумел сплотить коллектив единомышленников-управленцев, всех работников совхоза и решительно повел хозяйство к выдающимся достижениям. Напомним, что после вступления Шаумяна в должность директора, в хозяйстве сразу же резко возросла молочная продуктивность стада. Шаумян хорошо знал, что нужно делать, у него было научное понимание проблемы. Он писал в своей книге: «Кто сумеет вовремя разнообразить и составить в нужных сочетаниях кормовые рационы и делать это не вообще, а отдельно для каждой коровы, постоянно меняя состав и соотношение кормов, приспосабливаясь к ее индивидуальным особенностям, тот овладеет искусством кормления высокопродуктивных коров».

В совхозе под его руководством создали мощную, принципиально новую кормовую базу, на скотные дворы провели водопроводную сеть, на фермах установили автопоилки. Построили мельницу для переработки всех видов концентратов и стали составлять собственные комбикорма с учетом особенностей различных групп коров.

В годы войны, несмотря на отправку на фронт подавляющего количества техники, лошадей, призыв на военную службу примерно двух сотен мужчин, полное отсутствие концентратов, Шаумян сумел добиться минимальных потерь в производстве молока.

Шаумян был неистощимым генератором хозяйственных идей, в его голове едва ли не каждый день рождались новые проекты. Он увлекал подчиненных своей энергией, энтузиазмом, напористостью. Как директор совхоза он активно внедрял в быт караваевцев культуру и творчество, поощрял художественную самодеятельность, разнообразные кружки, привлекал к участию в общественной жизни не только работников, но и домохозяек.

Его жена Клавдия Петровна руководила мастерской, где женщины в свободное от работы время безвозмездно шили для нужд фронта брюки, фуфайки, рукавицы, вязали носки. Она же вела в совхозе рукодельный кружок. А на праздничных мероприятиях в совхозном клубе она вместе с мужем танцевала зажигательную лезгинку.

Талантливым работникам Шаумян помогал расти в профессиональном плане, направляя их в учебные заведения. Некоторые стали маститыми учеными.  В их числе был заслуженный деятель науки России, доктор сельскохозяйственных наук, профессор И. П. Примакин. «Низкий поклон Вам, Учитель» - так он назвал одну из своих публикаций, посвященную В. А. Шаумяну.

В 1945 году трудовая деятельность Шаумяна была отмечена высшим орденом - орденом Ленина.

Работая над докторской диссертацией, Шаумян часто бывал в Москве и сумел установить в министерстве хорошие деловые контакты. При этом он настойчиво продвигал идею создания в Костроме на базе сельскохозяйственного техникума так необходимого области сельскохозяйственного института. Его предложение было услышано и получило поддержку.

В соответствии с приказом Министерства высшего образования СССР от 13 августа 1949 года был создан Костромской сельскохозяйственный институт, а Шаумян по поручению министерства стал его первым ректором. «Раскрутив» учебный процесс, Вагинак  Арутюнович несколько месяцев спустя оставил пост ректора и  возглавил кафедру генетики и разведения животных, которой руководил полтора десятка лет, до своих последних дней.  Названный институт был в 1994 году преобразован в Костромскую государственную сельскохозяйственную академию.

В институте-академии с 1962 по 2012 годы трудилась героиня нашей книги Клавдия Васильевна. Яркий образ жизнерадостного, деятельного Шаумяна, конечно же, оказал влияние на формирование ее мировосприятия. Ей еще предстояла встреча с Шаумяном и не один год сотрудничества с ним на поприще науки и просвещения. Но об этом рассказ впереди.

Зато другого ученого, профессора, входившего в состав работавшей в Караваеве комиссии, Дмитрия Андреевича Кисловского, Клава видела в академии не раз и не два – он читал курс «Разведение сельскохозяйственных животных». Клава не знала о том, что он высказался против признания костромской породы и за эту позицию Шаумян жестко критиковал его в своем выступлении на научной конференции в Москве.

Несмотря на то, что Кисловский пошел против властвовавшего тогда политического течения, он сохранил свои научно-педагогические позиции и должность. Видимо, так значителен оказался в мире науки его вес. Он, селекционер, являлся одним из создателей породы лошадей советских тяжеловозов и был удостоен ордена Ленина.

Клава знала о том, что десять лет назад Вагинак Арутюнович по поручению Министерства высшего образования стал ректором только что открывшегося в Костроме сельскохозяйственного института и, так сказать, дал старт учебному процессу в этом очень важном для Костромского края учебном заведении.

-  А что вы сейчас читаете в институте? – спросила его Клава.

- Я читаю курс лекций как доктор наук и профессор кафедры разведения сельскохозяйственных животных.

- Неугомонный вы человек, Вагинак Арутюнович! - восхищенно произнесла Клава.

По приезду в Кострому Клава поблагодарила Шаумяна за помощь, и они расстались. Пока никто из них не знал, что через три года они встретятся в Костроме, в аудитории того самого сельскохозяйственного института уже как коллеги и еще не один год будут сотрудничать как ученые и педагоги.

Лето 1959 года. Как уже было сказано выше, 1 июня Клава получила диплом об окончании Московской сельскохозяйственной академии имени К. А. Тимирязева, а приказом №454 от 29 августа 1959 года по той же академии она была зачислена «аспирантом кафедры молочного и мясного скотоводства с отрывом от производства сроком на 3 года». Таким образом, после летнего отпуска длиной в два месяца она приступила 1 сентября к занятиям в аспирантуре.

Из трудовой книжки Клавдии Петровой: «Костромской сельскохозяйственный институт. Принята на должность ассистента кафедры молочного и мясного скотоводства. Приказ №238 от 1.09. 1962 г.».

Клава приняла участие в конференции педагогов института, которая состоялась перед началом учебного года. В вестибюле встретилась с Вагинаком Арутюновичем Шаумяном. Они давно не виделись, и оба обрадовались.

- Какими ветрами тебя занесло сюда? – удивленно спросил Шаумян.

- По распределению после аспирантуры, - коротко ответила она. –  Буду читать курс животноводства. Первая лекция – будущим агрономам.  А вы здесь сегодня в каком статусе?

- В прежнем: доктор наук, профессор, возглавляю кафедру генетики и разведения сельскохозяйственных животных.

- Вы, Вагинак Арутюнович, для меня по-прежнему - образец активности и научной целеустремленности.

-  Итак, дорогая Клава, теперь мы – коллеги. В таком случае, в соответствии с педагогической традицией, буду обращаться к тебе на «вы», по имени и отчеству - Клавдия Васильевна.

- В порядке исключения вы, Вагинак Арутюнович, можете обращаться ко мне по-прежнему на «ты» и по имени.

Оба засмеялись.

- Кстати, как у тебя с жильем? – поинтересовался Шаумян

- Дали однокомнатную квартиру площадью 38 квадратных метров. Никогда прежде у меня не было таких хором!

Прозвенел звонок, участники конференции заняли места в актовом зале. Петрова и Шаумян сели рядом. Ректор Василий Петрович Петров, поприветствовав собравшихся, открыл конференцию и без лишних формальностей начал доклад. Говорил он не долго, по существу:   

Закончив фразу, ректор посмотрел в сторону Клавы, и вслед за ним повернули головы многие участники конференции. Клава невольно смутилась, но внимание ректора и коллег ей было приятно. Сидевший рядом Вагинак Арутюнович потихоньку пожал ей руку.

После конференции Шаумян, взяв Клаву осторожно под локоть, отвел к окну, где в это время никого не было, и произнес:

-  Позвольте, Клавдия Васильевна, дать вам небольшой совет практического характера.  Принять или не принять его к сведению – ваше право, но я не могу не высказать свои соображения.

Как я понял за годы знакомства с вами, вы умеете четко, логично, аргументированно выражать свои мысли. Это очень важно и очень хорошо. Вместе с тем, для лектора многое значит эмоциональность в общении с аудиторией. Эмоциональность в определенных пределах располагает слушателей к лектору, помогает установить так необходимый психологический контакт. Не стесняйтесь быть в меру эмоциональной! Вот и всё, что я хотел вам сказать. Желаю вам успеха! 

Клава поблагодарила за добрый совет многоопытного педагога.

Пару дней спустя Шаумян нашел ее и горячо пожимая ее руки, радостно произнес:

-   Мне передали впечатление от вашей лекции. Молодец, Клавочка! Молодец!

Однажды профессор Шаумян остановил в коридоре института Клавдию Васильевну и, отведя ее, как когда-то после конференции, к окну, доверительным тоном спросил:

 - Клавочка, ты, конечно, знаешь о моем неравнодушном отношении к тебе. Прости меня, старика, но мне небезразлична твоя судьба. Есть ли у тебя какие-либо перемены на сердечном фронте?

- Милый Вагинак Арутюнович! - с улыбкой произнесла Клавдия Васильевна. - О вашем неравнодушном отношении ко мне я, разумеется, знаю и хорошо помню, как вы меня, девушку пытались поцеловать в нашем доме. Вы помните это?

- Разве такое можно забыть!?- в тон ей ответил Шаумян.

Это памятное обоим событие произошло в те годы, когда Клава работала дояркой. Однажды она спросила директора совхоза Шаумяна, можно ли им возле дома, где ее родителям недавно дали жилье, вскопать землю и разбить грядки под зелень.

- Надо будет посмотреть, не создадите ли вы помех соседям, - уклончиво ответил директор.

Спустя несколько дней он подъехал на служебной машине к ее дому. Клава развешивала во дворе постиранное белье.

- Ну, покажи, как вы устроились? -  попросил Шаумян.

- Входите, Вагинак Арутюнович! - произнесла Клава, гостеприимно открывая дверь дома и впуская гостя.

Они вошли. И тут Шаумян вдруг повернулся лицом к девушке и, обняв, горячо поцеловал ее. Она сначала растерялась, но быстро пришла в себя. Посмотрев на окно, громко воскликнула:

- К нам сосед идет!

Шаумян моментально отпрянул.  В тот же миг Клава бросилась к двери и выскочила во двор. Никакого соседа, конечно, не было, ее восклицание оказалось всего лишь женской хитростью. Прошло несколько минут. Шаумян тоже вышел во двор и с улыбкой произнес:

- Какая же ты хитрая! А грядки можете здесь разбить.

Сел в машину и уехал. Хотя прошло несколько десятилетий, оба они хорошо помнили тот лирический эпизод.

- А в отношении перемен на сердечном фронте, ничего значительного здесь, Вагинак Арутюнович, не произошло, - вернулась Клава к затронутой теме.  – Кавалеры, конечно, были, но ничего серьезного не сложилось.

- Вы - такая замечательная женщина! Я не сомневаюсь в вашем будущем личном счастье, - заверил он ее.

Клавдия Васильева сказала Вагинаку Арутюновичу правду, но не всю. Без кавалеров у нее, конечно же, не обошлось. Ее высокий социальный статус, женское обаяние, активная общественная деятельность, привлекали к ней многих мужчин.

Клавдия Васильевна, прожившая ко дню написания этих строк 93 года, не раз переживала скорбные чувства утраты. Давно уже нет легендарного Станислава Ивановича Штеймана и неугомонного Вагинака Арутюновича Шаумяна. В поселке Караваево Клавдия Васильевна безвыездно живет последние 60 лет и общалась со многими ушедшими до их конечных дней.

Единоборство Штеймана с тяжелым недугом длилось почти восемь лет: умер он 26 ноября 1965 г., а через день гроб с его телом был выставлен в караваевском Доме культуры. Клава была в числе тех, кто пришел проститься с легендарным зоотехником. 29 ноября на площади перед Домом культуры состоялся траурный митинг. В числе выступавших были представители Всесоюзной академии сельского хозяйства, областного комитета партии и облисполкома. Клавдия Васильевна тоже сказала об ушедшем теплые слова.

Выступил и Вагинак Арутюнович Шаумян. Слушая его речь, Клавдия Васильевна не могла и подумать о том, что менее, чем через год, 30 июля 1966 г. она будет выступать на траурном митинге в Костроме по случаю кончины Шаумяна. Ведь Вагинаку Арутюновичу исполнилось всего 67 лет, и он был полон творческих планов. Без преувеличения, Шаумян умер на своем научном посту. За четыре дня до его внезапной смерти высокая комиссия рассматривала и утверждала разработанный под руководством Шаумяна десятилетний план племенной работы для «Караваева». Вопрос имел государственное значение, и на утверждение плана из Москвы прибыли представители Министерства сельского хозяйства СССР, академик и ученый секретарь совета по бурым породам скота.

22 июля 1966 г. план был одобрен, а 26 июля во время хирургической операции В.А. Шаумян скончался.

Случилось так, что в те дни Клавдия Васильевна возвращалась из Москвы, куда ездила по личным делам. Сев в вагон, она увидела в купе дочь Шаумяна Сталину – та держала на коленях какую-то коробку и горько плакала.

- Что с тобой? – взволнованно просила Клава.

- Вот, везу урну с прахом отца, - показав на коробку, ответила Сталина.

В пути она коротко, сквозь слезы, рассказала о семейной беде. По ее словам, отец почувствовал сильные боли в области груди и обратился к костромским врачам. Те, оценив ситуацию, немедленно отправили его в московскую клинику. Там вскрыли грудь, посмотрели на легкие и поняли, что оперировать поздно.

Урну с прахом Шаумяна выставили для прощания в костромском Доме политпросвещения.  Место выбрали не случайно, поскольку Вагинак Арутюнович на протяжении многих лет возглавлял региональное отделение просветительского Всесоюзного общества «Знание». Неугомонный он был человек. Соболезнование по случаю его кончины выразили ЦК Компартии Армении и президиум Академии наук Армянской ССР.